Литературное кафе
Звучит музыка. Скрябин, «Элегия» или песня А. Вертинского.
Ведущий: Поэзия — прекрасная сказочная девушка, у которой при каждом слое вылетают изо рта драгоценности. Мысль поэта, живая и трепещущая, оправляется в золото и драгоценные камни, и нельзя уже затем разъединить мысль с ее оправой, не разрушишь ее.
Поэзия — это солнце, солнце с его темными пятнами и затмениями, освещающее весь мир.
Поэзия — музыка слов.
Всякий ли человек, великий или малый, бывает поэтом?
В. Шекспир так сказал об этом:
Поэт в святом восторге
Парит, как царь, меж небом и землей.
Уму людей дарована способность:
Воображать чего на свете нет.
— Кто же такой поэт?
Николай Гумилев (обращается к окружающим): Поэзия — такая же наука, как, скажем, математика. Без изучения поэзии нельзя писать стихи и правильно оценивать их. Этому надо учиться так же долго и усердно, как играть на рояле. Когда вы усвоите все правила и проделаете бесчисленные поэтические упражнения, тогда вы сможете, отбросив их, писать по вдохновению. Тогда, как говорил Кальдерон, вы сможете запереть правило в ящик на ключ и бросить ключ в море.
Осип Мандельштам (или любой другой): Все это ерунда! Научить писать стихи нельзя. Вся эта «поэтическая учеба» ни к чему. Я уже успешно печатался в «Аполлоне», когда мне впервые пришлось побывать на Башне у Вячеслава Иванова; он очень хвалил мои стихи: «Прекрасно, изумительная у вас оркестровка ямбов, читайте еще. Мне хочется послушать ваши анапесты или амфибрахии». А я и не знаю, что за звери такие анапесты и амфибрахии. Ведь я писал по слуху, не задумываясь над тем, ямбы это или что другое.
Впрочем, скоро на меня насел Гумилев. Просветил меня. Так что решайте сами — учиться или не учиться.
(Звучит мелодия).
Марина Цветаева (Входит. Обращается к Брюсову): Извините, не посмотрите ли …
(Протягивает стихи)
Брюсов: Посмотрим, посмотрим… Стишки пописываете.
(перелистывает, небрежно возвращает, читает стихотворение «Юному поэту».)
Юноша бледный со взором горячим,
Ныне даю я тебе три завета:
Первый прими: живи настоящим,
Только грядущее — область позната.
Помни второй: никому не сочувствуй,
Сам же себя полюби беспредельно.
Третий храни: поклоняйся искусству,
Только ему, безраздумно, бесцельно.
Юноша бледный со взором смущенным!
Если ты примешь мои три завета,
Молча паду я бойцом побежденным,
Зная, что в мире оставлю поэта.
— Так вы поняли, что главное: лелеять слово, оживлять слова забытые, не выразительные …
(Его перебивает К. Бальмонт).
К. Бальмонт: Вы правы. Каждый здесь мастер слова, но только я — «изысканность русской медлительной речи».
Передо мною другие поэты — предтечи,
Я впервые открыл в эти речи уклоны,
Перепевные, гневные нежные звоны.
Я — внезапный излом,
Я — играющий гром,
Я — прозрачный ручей,
Я — для всех и ничей…
Цветаева: Так кто же все-таки Поэт?
(Входит Д. Мережковский и поясняет)
Д. Мережковский: Сладок мне венец забвений темный,
Посреди ликующих глупцов
Я иду отверженный, бездомный
И бедней последних бедняков.
Но душа не хочет примиренья
И не знает, что такое страх;
К людям в ней — великое презренье,
И любовь, любовь в моих очах.
Цветаева: Так кто же все-таки Поэт?
Бог или раб?
Я не поняла…
(шум голосов; входит И. Северянин)
И. Северянин: Я, гений Игорь Северянин, своей победой упоен: я повсеградно оэкранен! Я повсесердно утвержден! Я покорил литературу! Взерлил, гремящий на престол! Я думаю, вы слышали о моем небывалом, невероятном, громкокипящем успехе. Уличное движение останавливали, когда я выступал в зале, где под Думской комнатой. А в Керчи, в Симферополе, на Волге лошадей распрягали, и поклонники на себе везли меня, триумфатора.
Марина Цветаева: Ну вот одна. Как обычно… (читает стихотворение «Моим стихам»).
Моим стихам, написанным так рано,
Что и не знала я, что я — поэт,
Сорвавшимся, как брызги из фонтана,
Как искры из ракет.
Ворвавшимся, как маленькие черти,
В Святилище, где сон и фимиам,
Моим стихам о юности и смерти
Нечитанным стихам! —
Разбросанным в пыли по магазинам
(Где их никто не брал и не берет!),
Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черед.
(Подходит В. Маяковский и подает платок)
В. Маяковский: Ну что вы? Мокрая, будто ее облизала толпа! Для кого вы стараетесь?
М. Цветаева: А вы кто?
В. Маяковский: Я поэт. Этим и интересен, об этом и пишу. Об остальном, если это отстоялось словом. Не плачьте (Читает стихотворение «Нате!»):
Через час отсюда в переулок
вытечет по человеку ваш обрюзгший жир,
а я вам открыл столько стихов шкатулок,
я — бесценных слов мот и транжир…
И. Северянин:
Зачем же так грубо?
Я непосредственно сумею
Познать неясное земли…
Я в небесах надменно рею
На самодельном корабле!
В. Маяковский: Прокисший воздух пьянью веет. Нельзя ли чего поновее?
И. Северянин разглядывает фужер на свет.
И. Северянин: Вокруг талантливые трусы. И обнаглевшая бездарь.
(отходит к другому столику).
З. Гиппиус (глядит на него с удивлением): Ананасы в шампанском?
И. Северянин: Ананасы в шампанском.
З. Гиппиус: Ах какая игра красок!
В. Маяковский (Оборачивается. Читает стихотворение «А вы смогли бы?»):
Я сразу смазал картину будней,
плеснувши краску из стакана,
Я показал на блюде студня
косые скулы океана.
На чешуе жестяной рыбы
прочел я зовы новых губ,
а вы
ноктюрн сыграть
смогли бы
на флейте водосточных труб?
(Отходит в угол. С потолка свисают звезды. Он глядит на них задумчиво).
Послушайте, если звезды зажигают, значит это кому-нибудь нужно.
З. Гиппиус (Поворачивается к нему, кивает и читает стихотворение «Звездоубийца»)
Бальмонт
— О, «декадентская мадонна» —
зеленоглазая Наяда! Как правы, говоря:
-Беспощадна моя дорога:
Она меня к смерти ведет.
Но люблю я себя, как бога,
Любовь мою душу спасет…
З. Гиппиус
— Довольно! Земного с созвездий не видно!
Витать в межпланетных
пространствах мне стыдно!
(Возникает тишина. Звучит грустная мелодия)
В. Хлебников (весело)
— Довольно кукситься! Послушайте-ка! Новенькое (читает стихотворение «Заклятие смехом»)
О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!
Что смеются смехами, что смеянствуют смеяльно,
О, засмейтесь усмеяльно!
О, рассмешищ надсмеяльных — смех усмейных смехачей!
О, насмейся рассмеяльно, смех надсмешных смеячей!
Смейство, смейство,
Усмей, осмей, смешики, смешики
Смеюнчики, смеюнчики.
О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!
(общее оживление, смех)
Гумилев (подходит к З. Гиппиус)
З. Гиппиус
— Наконец-то! Ветер странствий принес издалека песни весенней намек.
Гумилев (читает отрывок из «Поэмы начала»)
(подходит к А. Ахматовой. Она читает)
А. Ахматова:
— Проводила друга до передней.
Постояла в золотой пыли.
С колоколенки соседней
Звуки важные текли
Брошена! Придуманное слово —
Разве я цветок или письмо?
А глаза глядят уже сурово
В пожелтевшее трюмо.
Гумилев:
— В часы веселого томленья
И пляски белых облаков
Бывают головокружительны
У девушек и стариков.
А. Ахматова:
— Да, я любила их — сборища ночные:
Все мы бражники здесь, блудницы,
Как невесело вместе нам:
На спинах цветы и птицы
Томятся по облакам.
Ты куришь черную трубку,
Так странен дымок над ней.
Я надела узкую юбку,
Чтоб казаться еще стройней…
О, как сердце мое Тоскует!
Не смертного ли чая жду?..
Да я любила их — те сборища ночные.
(Грустная музыка)
Оформление:
Картина над камином.
Звезды
Фужеры
Платок
Томик стихов
Стол, стулья (синяя скатерть)
Музыка
Портреты поэтов